Ideal жертвы - Страница 91

Я подалась навстречу его объятиям, однако любимый бережно отстранился. Взглянул на часы. Пробормотал: «Ого, уже полшестого... Максимка спит?»

Я кивнула – и снова потянулась к нему.

Но Костя ласково и твердо отстранил меня. Уверенным прыжком выбрался из постели – о, насколько он был прекрасен в наряде Адама!

Я, не скрывая, любовалась им, однако мой рыцарь, будто не замечая моих восхищенных взглядов, натянул джинсы, футболку и попросил:

– Оденься, Лиля.

– Мы куда-то идем? Прямо сейчас? – улыбнулась я.

– Нет. Просто надо поговорить.

– Я могу и так говорить.

Я прижалась к нему голым плечом и даже сквозь Костину футболку почувствовала кожей его мускулы.

– Лиля, – чуть поморщился он. – Пожалуйста, не сейчас.

И было в его тоне что-то такое, отчего мое сердце тут же тревожно сжалось.

Я надела футболку и присела рядом на стул.

– Что-то случилось, Костя?

Футболка едва прикрывала мое тело, босые пятки упирались в чахлый гостиничный ковер, лицо, я подозревала, раскраснелось, глаза, еще помнившие его недавние поцелуи, наверняка сияли. Костя очень мужским, оценивающим взглядом посмотрел на меня. И произнес – но обращался будто не ко мне, а к кому-то третьему, незримо присутствовавшему в комнате:

– Да, она хороша... Ради такой – любой рискнул бы.

Кажется, он до сих пор переживал наше вчерашнее приключение.

Я беспечно улыбнулась:

– Да ладно тебе, Костя! Чем мы особенно рисковали? Ведь закончилось все хорошо...

Но Костя смотрел словно сквозь меня и обращался будто к кому-то третьему:

– Впрочем, это в духе многих мужчин: едва не погубить карьеру ради парочки стройных женских ножек...

Что за странная, непонятно откуда взявшаяся манера – говорить обо мне, будто меня здесь нет? И потом: он что, о службе в санатории жалеет?

Я набросилась на него:

– Какую карьеру ты имеешь в виду? В санатории, в этой клоаке?! Под началом человека, который едва не угробил моего сына?!

Костя вздохнул:

– Ох, Лиля, Лиля... Нам действительно предстоит тяжелый разговор. Я долго думал, стоит ли его затевать, но решил, что ты имеешь право знать...

Я похолодела:

– Знать – о чем?

– Я совсем не тот человек, за кого себя выдавал.

– Не понимаю...

– Да ладно, Лиля. Ты умная девочка. И интуиция у тебя развита. Все ты понимаешь. Или, по крайне мере, догадываешься.

Я почувствовала, как лечу в пропасть. Потому что я, на самом деле, догадывалась. И подозревала, и боялась, и молила всех богов, чтобы эти подозрения оказались всего лишь пустыми домыслами... Однако мои молитвы услышаны не были. И сейчас Константин смотрел на меня без малейшей искорки во взгляде. Губы его холодны, голос сух:

– Ты была права в своих подозрениях, Лиля. Я действительно не тот Костя, которого ты знаешь. И которого, надеюсь, любишь. Моя работа в санатории – это всего лишь прикрытие.

И снова этот жесткий, без малейшего намека на любовь, взгляд.

Наверное, я побледнела. Константин, глядя мне прямо в лицо, раздельно произнес:

– Я вовсе не чиновник отдела кадров. И никогда им не был. Моя работа в санатории – это всего лишь командировка. Не самая опасная, но все же...

Я только и могла пробормотать:

– Боже мой... Значит, ты...

Он перебил:

– Ты никогда не узнаешь всей правды. Не узнаешь моей настоящей должности. Как и названия организации, на которую я действительно работаю. Но кое о чем – что касается лично тебя – я расскажу. Из-за этого у меня могут возникнуть большие неприятности – но я все равно расскажу. Я тоже человек и просто не могу сделать ручкой и оставить тебя в полном неведении.

Из всего этого я поняла лишь одно – никакой семейной идиллии, о которой я только что грезила, вовсе не существует. Костя собирается уйти... А он, будто не замечая моих терзаний, спокойно заговорил:

– Ключ ко всей этой истории – доктор Старцев. Началась она еще год назад. Георгий Семенович в то время работал в Москве, однажды его пригласили, в числе прочих, на очередную научную конференцию, посвященную технологиям внушения. И доктор, как бы между прочим, обмолвился, что совсем скоро он потрясет мир феноменальным открытием... Дело в том, что организация, в которой я служу, имеет особый интерес ко всему непознанному. Необычному. Феноменальному. Мы внимательно следим за всеми, кто называет себя целителями, экстрасенсами, магами. Девяносто девять – да что там, девяносто девять и девять десятых процента из них на деле оказываются обычными шарлатанами. Однако изредка, может быть, раз в пять лет – говорю тебе по своему опыту – нам приходилось сталкиваться с людьми, действительно обладающими сверхъестественными способностями.

Что мы к тому моменту знали о Георгии Семеновиче Старцеве? – продолжал Костя. – Всего лишь то, что он талантливый ученый, которому не повезло: расцвет его карьеры выпал на лохматые застойные годы. Он закончил университет, факультет психологии, в далеком тысяча девятьсот семидесятом году. Дипломная работа, как и положено в те годы, была густо усеяна безнадежно тоскливыми словами вроде партийности и классовости. Столь же скучными обещали стать и диссертации – сначала кандидатская, потом докторская... Однако Старцев осмелился пойти поперек официальной, разрешенной в те года психологии. Он увлекся почти запретным для тех времен гипнозом. Увлекаться – это еще не преступление. Ему и не мешали – до поры. Однако блестящая, действительно новаторская, кандидатская диссертация подверглась полному разгрому еще на первой стадии, во время кафедральной предзащиты... Самолюбивый и ранимый Старцев очень тяжело переживал свое поражение. Он начал пить. Жена от него ушла. С кафедры, после пары резких высказываний в адрес более лояльных к власти и потому более удачливых коллег, его тоже попросили. Казалось: Старцева, как и многие родившиеся не ко времени таланты, ждет гибель... Однако он все же смог удержаться на плаву. Отставил свои изыскания в области гипноза, переметнулся на полузапретный в те времена психоанализ. Однако своего нового пристрастия не афишировал, практиковал на дому. Потом подоспела перестройка, в телевизорах всей страны воцарились Чумак с Кашпировским, и Старцев понял, что пришло его время. Он воспользовался своими старыми (часть из них входила в ту злосчастную диссертацию) наработками и стал едва ли не законодателем новой захлестнувшей страну моды – начал кодировать от алкоголизма. В отличие от многих подвизавшихся в этой сфере шарлатанов, Старцев действительно добился поразительных результатов. После единственного его сеанса от тяги к спиртному излечивались девяносто пять процентов обратившихся. Слава о чудо-докторе быстро разлетелась по Москве, к Старцеву теперь записывались за месяц, готовы были платить за кодирование сумасшедшие деньги – однако он оказался не из тех, кто довольствуется малым. Да, он зажил, по меркам обывателей, более чем хорошо – квартира, машины, зарубежные поездки – однако мечтал он о большем, гораздо большем. И продолжал свои научные изыскания. Но, до поры, никого не посвящал в их детали.